Неточные совпадения
Смеркалось;
на столе, блистая,
Шипел вечерний самовар,
Китайский чайник нагревая;
Под ним клубился легкий
пар.
Разлитый Ольгиной рукою,
По чашкам темною струею
Уже душистый чай
бежал,
И сливки мальчик подавал;
Татьяна пред окном стояла,
На стекла хладные дыша,
Задумавшись, моя душа,
Прелестным пальчиком писала
На отуманенном стекле
Заветный вензель О да Е.
Стояла белая зима с жестокою тишиной безоблачных морозов, плотным, скрипучим снегом, розовым инеем
на деревьях, бледно-изумрудным небом, шапками дыма над трубами, клубами
пара из мгновенно раскрытых дверей, свежими, словно укушенными лицами людей и хлопотливым
бегом продрогших лошадок.
Пара серых лошадей
бежала уже далеко, а за ними, по снегу, катился кучер; одна из рыжих, неестественно вытянув шею, шла
на трех ногах и хрипела, а вместо четвертой в снег упиралась толстая струя крови; другая лошадь скакала вслед серым, — ездок обнимал ее за шею и кричал; когда она задела боком за столб для афиш, ездок свалился с нее, а она, прижимаясь к столбу, скрипуче заржала.
Пустынная улица вывела Самгина
на главную, — обе они выходили под прямым углом
на площадь; с площади ворвалась
пара серых лошадей, покрытых голубой сеткой; они блестели
на солнце, точно смазанные маслом, и выкидывали ноги так гордо, красиво, что Самгин приостановился, глядя
на их быстрый парадный
бег.
Илья Ильич завел даже
пару лошадей, но, из свойственной ему осторожности, таких, что они только после третьего кнута трогались от крыльца, а при первом и втором ударе одна лошадь пошатнется и ступит в сторону, потом вторая лошадь пошатнется и ступит в сторону, потом уже, вытянув напряженно шею, спину и хвост, двинутся они разом и
побегут, кивая головами.
На них возили Ваню
на ту сторону Невы, в гимназию, да хозяйка ездила за разными покупками.
По указанию календаря наступит в марте весна,
побегут грязные ручьи с холмов, оттает земля и задымится теплым
паром; скинет крестьянин полушубок, выйдет в одной рубашке
на воздух и, прикрыв глаза рукой, долго любуется солнцем, с удовольствием пожимая плечами; потом он потянет опрокинутую вверх дном телегу то за одну, то за другую оглоблю или осмотрит и ударит ногой праздно лежащую под навесом соху, готовясь к обычным трудам.
Вот китаец, почти нищий, нагой,
бежит проворно, в своей тростниковой шляпе, и несет
на нитке какую-нибудь дрянь
на обед, или кусок рыбы, или печенки, какие-то внутренности; вот другой с водой, с ананасами
на лотке или другими фруктами, третий везет кладь
на паре горбатых быков.
Но вот наступает вечер. Заря запылала пожаром и обхватила полнеба. Солнце садится. Воздух вблизи как-то особенно прозрачен, словно стеклянный; вдали ложится мягкий
пар, теплый
на вид; вместе с росой падает алый блеск
на поляны, еще недавно облитые потоками жидкого золота; от деревьев, от кустов, от высоких стогов сена
побежали длинные тени… Солнце село; звезда зажглась и дрожит в огнистом море заката…
В прежние времена неслись мимо этих ворот дорогие запряжки прожигателей жизни
на скачки и
на бега — днем, а по ночам — в загородные рестораны — гуляки
на «ечкинских» и «ухарских» тройках, гремящих бубенцами и шуркунцами «голубчиках»
на паре с отлетом или
на «безживотных» сайках лихачей, одетых в безобразные по толщине воланы дорогого сукна, с шелковыми поясами, в угластых бархатных цветных шапках.
Оглянувшись, Анфим так и обомлел. По дороге
бежал Михей Зотыч, а за ним с ревом и гиком гналась толпа мужиков. Анфим видел, как Михей Зотыч сбросил
на ходу шубу и прибавил шагу, но старость сказывалась, и он начал уставать. Вот уже совсем близко разъяренная, обезумевшая толпа. Анфим даже раскрыл глаза, когда из толпы вылетела
пара лошадей Ермилыча, и какой-то мужик, стоя в кошевой
на ногах, размахивая вожжами, налетел
на Михея Зотыча.
Или вот возвращаешься ночью домой из присутствия речным берегом, а
на той стороне туманы стелются, огоньки горят,
паром по реке
бежит, сонная рыба в воде заполощется, и все так звонко и чутко отдается в воздухе, — ну и остановишься тут с бумагами
на бережку и самому тебе куда-то шибко хочется.
Впрочем, к концу представления у него весь этот
пар нравственный и физический поиспарился несколько, и Сверстов
побежал в свою гостиницу к Егору Егорычу, но того еще не было дома, чему доктор был отчасти рад, так как высокочтимый учитель его, пожалуй, мог бы заметить, что ученик был немножко, как говорится,
на третьем взводе.
Мальчик останавливался, устремлял
на спутника
пару черных лукавых глаз и, выкинув совершенно неожиданно новую какую-нибудь штуку, продолжал
бежать вперед по дороге.
Но вот наконец, послышались очаровательные звуки расставляемых тарелок и стаканов… Еще четверть часа — и
на столе миска, из которой валит
пар… Тетенька! простите меня, но я
бегу… Я чувствую, что в моей русской груди дрожит русское сердце!
Действительно, резвое течение, будто шутя и насмехаясь над нашим
паромом, уносит неуклюжее сооружение все дальше и дальше. Кругом, обгоняя нас,
бегут, лопаются и пузырятся хлопья «цвету». Перед глазами мелькает мысок с подмытою ивой и остается позади. Назади, далеко, осталась вырубка с новенькою избушкой из свежего лесу, с маленькою телегой, которая теперь стала еще меньше, и с бабой, которая стоит
на самом берегу, кричит что-то и машет руками.
В дверях гостиной, лицом ко мне, стояла как вкопанная моя матушка; за ней виднелось несколько испуганных женских лиц; дворецкий, два лакея, казачок с раскрытыми от изумления ртами — тискались у двери в переднюю; а посреди столовой, покрытое грязью, растрепанное, растерзанное, мокрое — мокрое до того, что
пар поднимался кругом и вода струйками
бежала по полу, стояло
на коленях, грузно колыхаясь и как бы замирая, то самое чудовище, которое в моих глазах промчалось через двор!
Мучим голодом, страхом томимый,
Сановит и солиден
на вид,
В сильный ветер, в мороз нестерпимый,
Кто по Невскому быстро
бежит?
И кого он
на Невском встречает?
И о чем начался разговор?
В эту пору никто не гуляет,
Кроме мнительных, тучных обжор.
Говоря меж собой про удары,
Повторяя обеты не есть,
Ходят эти угрюмые
пары,
До обеда не смея присесть,
А потом наедаются вдвое,
И
на утро разносится слух,
Слух ужасный — о новом герое,
Испустившем нечаянно дух!
— Ну, это ты, братец, тоже бре-бре… Чтобы лихачу в такой конец полтинник?.. Ох, и улица же у вас! А народ-то, господи, — точно у нас
на пароме. Так и
бегут, так и
бегут. А
на одном мосту, братец, четыре лошади. Ты видел? Здорово! Хорошо, братец, у вас живут!
Станет снег осаживаться, станет отдувать лед
на реках, польется вода с гор, поднимутся
пары из воды в облака, пойдет дождь. Кто это все сделает? Солнце. Оттают семечки, выпустят ростки, зацепятся ростки за землю; из старых кореньев пойдут
побеги, начнут расти деревья и травы. Кто это сделал? Солнце.
Паруса были быстро поставлены,
пары прекращены, винт поднят, и «Коршун», изрядно раскачиваясь
на сильном попутном волнении, имея, как и у адмирала, марсели в два рифа, фок, грот, бизань и кливера,
бежал в галфинд [Когда направление ветра составляет прямой угол с курсом корабля (в «полветра»).] за адмиральским корветом, который в виде темного силуэта с огоньком
на мачте виднелся вблизи в полумраке вечера. Луна по временам показывалась из-за облаков.
Привез с того берега перевозный пароход толпу народа, притащил за собой и
паром с возами. Только что сошел с них народ, Петр Степаныч туда чуть не
бегом. Тройку с тарантасом, что взял он
на вольной почте, первую
на паром поставили. Когда смеркаться стало, он уже ехал в лесах.
— А вы знаете, оказывается, у вас тут в тылу работают «товарищи». Сейчас, когда я к вам ехал, погоня была. Контрразведка накрыла шайку в одной даче
на Кадыкое. Съезд какой-то подпольный. И двое совсем мимо меня пробежали через дорогу в горы. Я вовремя не догадался. Только когда наших увидел из-за поворота, понял. Все-таки
пару пуль послал им вдогонку, одного товарища, кажется, задел — дольше
побежал, припадая
на ногу.
День проходит благополучно, без приключений, но к вечеру плот наскакивает
на беду. Сплавщики вдруг сквозь начинающиеся сумерки усматривают
на реке препятствие: у одного берега стоит крепко привязанный
паром, а от
парома к другому берегу тянутся жидкие, едва только сколоченные лавы. Как проехать?
На обоих берегах сильное движение. Несколько человек
бегут навстречу плоту, машут руками и кричат...
Я начала опять искать Clémence. Смотрю направо, налево, нет ее нигде. Так мне стало досадно, что я прозевала
на мерзкую L***. И Домбрович исчез. Но вместо него вылез откуда-то Кучкин. Я сейчас же вышла из залы и
бегом побежала в фойе. Там еще было много народу. Все
пары сидели вдоль стен боковой залы.
—
Бежать?.. Нет, лучше умереть. Пускай казнят меня, только
на родной земле! — произнес глухо Вольдемар и увлек свою спутницу к толпе, рябевшей в густом слое
паров.